Блаженный Августин, епископ иппонийский

Июнь 27th 2012 -

Видение Св. Августину души Св. Иеронима. Витторе Карпаччо. 1502.Венеция. Скуола ди Сан Джорджо дельи Скьявоне

Память 15/28 июня

Аврелий Августин родился в нумидийском городе Тагасте, в 354 году, от родителей христиан и благородных по званию. Отец его, Патрикий, был в числе оглашенных, почти в продолжение целой своей жизни, и принял св. крещение незадолго до своей смерти.

Кажется, его образ мыслей и правила жизни не отличались истинно-христианским духом: знакомый с тогдашним светом, он любил его и с охотою покорялся его требованиям. Но мать Августина, Моника, глубоко проникнута была евангельскою верою и свято сохранила евангельские заповеди. Итак, под влиянием неодинаковых наставлений и примеров, юный Августин воспитывался в доме отеческом. Мать желала перелить в него дух своей веры и благочестия; отец заботился только о том, как удобнее и блистательнее устроить будущее положение сына своего в обществе. Любовь материнская не отвергала таких видов и забот отцовских: она желала всякого добра сыну, но не могла не ощущать вреда тех мер, какие принимались иногда для достижения общежелаемой цели; поэтому, что радовало отца, то нередко глубоко огорчало мать. Она открывала сыну свои чувства, но пылкое дитя, любя мать, охотнее пользовалось, однако же, советами отца, и скоро ступило на путь, самый опасный для юношества. Моника только молилась за сына; горько плакала в тиши, но надеялась, что ее слезы и молитва доставят ей самое счастливое торжество, но чрез немалое время и после тяжких и трудных испытаний.

Введение в Августина. Потемкин В.

В первых летах детства блаженный Августин обнаруживал удивительную понятливость и остроту ума; и религиозное чувство было в нем живо и светло, так что, заболевши, однажды, нечаянно, он сам просил немедленного крещения, и благочестивая мать его приготовила уже все для совершения таинства; но опасность миновала, и таинство было отложено до позднейшего времени. При редких дарованиях, юный Августин неохотно, однако же, принимался за учение и чувствовал какое-то отвращение от школьных занятий.

Труды:

О граде Божьем. Книга первая

О пользе покаяния

О супружестве и похоти

О Троице (часть 1).

«Боже мой, Боже мой! – говорит сам Августин, воспоминая о своем детстве. – Сколько горя и укоров испытал я, когда меня в юных летах моих убеждали вести себя надлежащим образом, повиноваться наставникам, для того, чтобы приобресть со временем славу у людей и превзойти других в словесном искусстве, которое служит к приобретению почестей и богатства! Впрочем, я не был прав, поступая против правил родителей моих и наставников, потому что я мог после во благо употребить те познания, к приобретению которых они принуждали меня. Притом я не повиновался не потому, чтоб избирал что-нибудь лучшее, а потому, что любил резвые игры и чтение пустых басен. Мне нестерпимо было слушать и учить, что один и один – два, два и два – четыре; зато чрезвычайно были приятны те рассказы, где представлялись: деревянный конь с вооруженными воинами, пожар Трои и проч.». Особенно тяжко и неприятно ему было учиться языку греческому. Впрочем, природные дарования и меры наставников скоро сделали его предметом зависти для сверстников. Но весь успех лучшего ученика школы, по самому методу воспитания, ограничивался тем, что он прекрасно мог заучивать и произносить стихи из Виргилиевой поэмы и писать без ошибок против правил грамматики и чистоты языка. Это образование, с одной стороны, чисто-языческое, с другой – слишком одностороннее, сухое, приучавшее к одним фразам и изысканности в речи, но не дававшее никакой пищи сердцу и уму, само собою, приносило больше вреда, чем пользы юным воспитанникам. Вспоминая о нем, сам Августин горько жалуется на неразборчивость наставников, которые, заставляя детей изучать самые трогательные, по их понятию, места из знаменитой поэмы, наполняли их душу образами нечистыми: тогда, – продолжает он, – мне гораздо страшнее было нарушить правило грамматики, чем заповедь Господню, ибо за чистотой жизни не наблюдали, обращали внимание только на чистоту речи.

Видео: Молитвы и Молитвенные духовные рассуждения

Когда прошел он низшие школы, тогда отец его стал заботиться о средствах отправить сына, для окончательного воспитания, в Карфаген. По ограниченности состояния ему нелегко было исполнить это, однако ж, он ни за что не хотел отказаться от своего намерения. «Кто не превозносил отца моего, – говорит блаженный Августин, – за то, что он, несмотря на свою недостаточность, не щадил ничего для моего образования! Но тот же отец не хотел обращать внимания на мое нравственное состояние, на чистоту моей жизни; он одного только желал, чтобы я был красноречив; а между тем, на 16-м году моего возраста, оставаясь совершенно праздным, я почувствовал в себе силу страстей и не имел от них руки охраняющей». Отец любовался даже пылкостью юноши, только мать со слезами убеждала его хранить непорочность души и тела. Но советы матери казались ему женскою боязливостью, и он стыдился им следовать. Среди сверстников, с хвастовством рассказывавших о своих пороках, как о каких-нибудь подвигах, и отличавшихся готовностию на всякое дурное дело, он мог краснеть не за пороки, а за добродетель, и потому даже старался превзойти их тем постыдным удальством, которое часто так много ценится в круге своевольного юношества. Словом, год приготовления своего к поступлению в карфагенскую школу Августин провел не только без всякой пользы для себя, но и с большим вредом для своей нравственности.

Наконец, его отправили в Карфаген. Там, с успехами в науках, он еще более успевал развивать свои страсти; театр сделался любимым местом его удовольствий; а обольщение – мнимою потребностью души и сердца. «У меня был, – говорит он, – внутренний глад пищи духовной, но я алкал не тем гладом, ибо искал не пищи нетленной». Он думал насытиться благами ближайшими. Но, опытом изведав их пустоту, он стал искать мудрости. Случайно прочитав творение Цицерона «Гортензий», в котором заключалось убеждение к любомудрию, он почувствовал отвращение от прежних пустых занятий и с жаром приступил к новому предмету своей любознательности. К большому огорчению, он не встречал в книге своей имени Иисуса Христа, которое научился любить с самого раннего детства, под руководством благочестивой матери своей. Вот почему он немедленно обратился к чтению св. писания. Но, не умея проникать в глубину его смысла, он не находил в нем удовлетворительной пищи уму своему: Цицерон был так изящен, красноречив, а писание говорило так просто, положительно и, казалось ему, даже грубо. Жажда истины, не познанной в источнике ее, заставила Августина обратиться к философам. «Эти тщеславные люди, – воспоминает он, – только распевали о философии и говорили: истина, истина, апроповедовали одну ложь. О, истина, истина! Как искренно стремился к тебе дух мой всякий раз, когда они толковали о тебе, на словах или в огромных книгах!» Блаженный Августин разумеет здесь манихеев, которые увлекли его тогда в свою ересь. Итак, Августин, ища истины, впал в грубые заблуждения и сделался ревностным манихеем.

Все терпеливо сносила любящая мать его, (отец Августина скончался вскоре после отправления его в Карфаген), но ереси не могла стерпеть в нежно-любимом сыне своем: она отказалась иметь с ним всякое общение, выгнала из своего дома и проводила горькие дни в непрестанных слезах о погибели чада своего и в молитвах о его обращении. Однажды, после обильных молитвенных слез, она заснула и во сне увидала пред собою светлый образ юноши, который с участием спрашивал о причине такой горести ее. «Оплакиваю погибель сына моего», – отвечала она. Юноша, желая успокоить ее, возразил, что сын ее с нею, и приказал обратиться и посмотреть ей около себя. Мать обратилась и увидела подле себя сына. Это сновидение почла она добрым пророчеством и спешила рассказать его сыну. «Что ж! – спокойно отвечал Августин. – Это значит, что и ты скоро будешь там, где теперь я, там будешь и ты». И с той поры она опять стала разделять с ним трапезу. Однако ж, время текло, а сын не обращался. Все, что могла делала для него мать, делала с необыкновенным усердием и постоянством; но, казалось, ни в чем не успевала. Наконец, она решила идти к епископу и просить его о вразумлении заблудшего; но епископ не соглашался на это, говоря, что Августин, недавно приставший к еретикам, еще не способен теперь вразумиться истиною. «Оставь его, – говорил он, – со временем он сам увидит грубость своего заблуждения и отвергнет его». В доказательство епископ указывал на себя, как на пример подобного обращения, ибо в молодости и он заражен был манихейством. Когда же мать, не успокоенная таким предвещанием, со слезами приступила вновь к опытному старцу и просила его призвать к себе сына ее и мудрою беседою направить на путь истины, тогда епископ, как бы с некоторым укором, сказал ей: «Ступай, и живи, как живешь! Невозможно, чтобы чадо таких слез погибло!» Вместо огорчения этот последний ответ принес большое успокоение скорбевшей матери: ей казалось, что это был для нее ответ самого Неба.

Pages: 1 2 3

Комментарии закрыты.