Слово в Великую Субботу

Апрель 11th 2015 -

Свт. Иннокентий Херсонский

«Будет с миром погребение Его» (Ис. 57; 2).
«И будет покой Его честь» (Ис. 11; 10).

Евангелист Ветхого Завета, великий провидец Исайя, предызобразив пророчески страдания и смерть Искупителя мира, и показав, како праведный погибе, и никтоже приемлет сердцем, потом как бы в мирное довершение печальной картины, присовокупляет: и будет с миром по­гребение его! А в другом месте своих дивных видений он предсказывает еще более, не только мир при гробе Спасителя, но и славу: «и будет покой Его честь»!

Трудно было исполниться и первому предсказанию Пророка, тем труднее — последнему. Можно ли было ожидать мира окрест гроба Иису­сова после того, что совершилось у Креста Его на Голгофе? Если ды­шащих злобою первосвященников и книжников не мог удержать от злохулений и насмешек взор на скончавающагося в муках крестных Страдальца; то тем менее можно бы ожидать великодушия и пощады к бездыханному телу Его же, уже умершего. Напротив, почти необходимо надлежало предполагать, что ожесточенная злоба врагов Иисусовых по­ставит за долг себе обратить священные останки Божественного Стра­дальца в предмет всенародного поношения, приложит даже попечение о том, чтобы истребить все следы Его существования.

О чести же какой-либо при погребении Иисусовом, казалось, невоз­можно было и думать. Ибо какая честь Тому, Кто, яко мнимый враг Бога и Моисея, осужден был кончить жизнь Свою на Кресте среди злодеев? -И кто бы оказал ее? Разве ученики Иисусовы? Но они еще до смерти Учителя, «вси оставльше Его, бежаша» (Мф. 26; 56). При таких обстоя­тельствах и то уже было бы приятною неожиданностью, когда бы Пречи­стое Тело Иисусово не лишено было хотя того, что законом и обычаем предоставлялось телу каждого понесшего казнь смертную.

Но слово святого Провидца не могло пройти мимо. У гроба Иисусо­ва должны были явиться не только мир, но и честь, им провиденные; -и они явились: сначала мир, а потом и честь.

В самом деле, посмотрите на погребение Господа в вертограде Иоси-фовом: что может быть его мирнее? Видя, как небольшое число друзей Его воздает Ему теперь последний долг, можно подумать, что сему по­гребению предшествовали не ужасы Голгофы, а кончина совершенно мирная и безмятежная. Вечерний покой вертограда, если прерывался те­перь чем-либо, то разве тихими слезами погребающих, кои, вместе с дра­гоценным миром льются на тело возлюбленного Учителя, и разве некою поспешностью в действии, коей неотложно требовал наступающий по­кой субботний. Несравненно больше движения и больше шума было недавно при погребении Лазаря; хотя он умер на ложе своем, в объятиях сестер и друзей своих.

Откуда и как явился у гроба Иисусова этот покой неожиданный? Все сделал закон о праздновании дня субботнего, которое наступило вскоре по смерти Господа на Кресте. Этот закон связал собою, иначе ничем не­укротимую, злобу врагов Иисуса; он заставил их удалиться немедля до­мой с Голгофы. К тому же самому содействовал и другой закон о пасхе, которую надлежало вкушать в тот вечер. Агнец пасхальный в сем случае оказал услугу Агнцу Божию, закланному на Кресте, отвратив от Него внимание врагов Иисусовых на себя. Мы видели, как они побоялись вой­ти вчера в преторию Пилата, дабы не потерять чистоты, требуемой зако­ном для вкушения пасхи. Тем паче страшно было для них по закону при­косновение к телу умершего; и вот почему нет никого из них при погре­бении Иисуса!

Но как же друзья Иисусовы не убоялись сего страха? Разве для них не существовал закон о пасхе и субботе? Существовал и для них; и они выполняют его, сколько можно: ибо о женах, бывших при погребении, замечается, что они не пойдут в субботу, то есть ныне, ко гробу Иисусову для помазания Тела Его именно потому, что это противно покою дня субботнего: «в субботу убо умолчаша по заповеди» (Лк. 23; 56). Но с дру­гой стороны, сии погребатели пользуются снисхождением того же за­кона, или паче обычая народного, коим позволялось ближайшим к умер­шему лицам погребать его пред самым наступлением суббот и пасх, дабы тело не оставалось непогребенным в продолжение праздника, чего закон не терпел ни под каким видом. В силу сего-то права действуют теперь Иосиф с Никодимом!

Но нас должно удивить в сем случае не столько это обстоятельство, сколько то, откуда и как явились эти погребатели в сие время. Ибо хотя Иосиф с Никодимом давно принадлежали к прчитателям и ученикам Иисусовым; но из опасения своих собратов по синедриону, коего они были членами, никогда не смели выказать сего явно. Теперь же, смот­рите, какая перемена! Доколе Иисус был жив и пользовался славою ве­ликого чудотворца, когда принадлежать к числу последователей Его составляло даже не малую честь: Иосиф, — как говорит Евангелие, — «был потаен — страха ради иудейска» (Ин. 19; 38). А теперь, когда Иисус умер на Кресте; когда мнение о Нем превращено и помрачено в уме большей части народа; когда всякий знак любви к Нему, тем паче ува­жения, отзывался уже изменою синедриону, и, следовательно, был край­не опасен: теперь Иосиф является всенародно учеником и почитателем Иисусовым; и не только является таким, но и что делает? Входит к игемону Римскому с просьбою взять тело Распятого, и, взяв его, погребает с честью. На все это требовалось много мужества; посему-то еван­гелист и говорит: дерзнув, «вниде к Пилату, и проси телесе Иисусова» (Мк. 15; 43). Дерзнув, то есть отважившись на все. «Пусть, — как бы так рассуждал сам с собою Иосиф, — и Пилат и синедрион думают о мне, что угодно; пусть преследуют меня мои собратия; а я сделаю свое дело, воздам последний долг моему Учителю».

Любовь к Нему и уважение, столько времени сокрываемые в сердце Иосифа, теперь, как потоки, долго удерживаемые, проторглись со всею силою. Почему теперь, когда, по-видимому, надлежало ожидать против­ного? Может быть, причиной такой перемены в Иосифе были и знамения чудесные, происшедшие на Голгофе, кои убедили в святости Иисуса даже сотника Римского; но более всего располагало к тому Иосифа самое серд­це его, полное любви и уважения ко всему святому и возвышенному. Таковые сердца могут до времени таить, что в них есть доброго; но не могут рано или поздно не стать прямо за истину; и любят обнаруживать себя именно в минуту опасности, когда требуется больше самопожертво­вания, что было теперь и с Иосифом.

Уже во всем этом немало чести для Погребаемого. Ибо Тот, Кто яко преступник закона, распят на Кресте, будет погребаем с великим усердием, и даже, несмотря на краткость времени и стесненность об­стоятельств, с немалым великолепием. Потому что Никодимом одних благовонных ароматов и мастей принесено, яко литр сто (Ин. 19; 39), такое, то есть, количество, какое употреблялось при гробе людей самых высоких и богатых. Но всего этого пророчеству мало. Погребается Царь, как провозгласил о том сам Пилат своею надписью на Кресте Иисусо­вом, и как не могли того сокрыть, при всем старании, враги Иисусовы, просившие Пилата переменить надпись. У гроба Царя должна быть почетная стража воинская: где взять ее? Этого не могут доставить ни­какой Иосиф с Никодимом. Будьте покойны: эту стражу доставят сами враги Иисусовы, и таким образом, не думая и не ведая, воздадут Ему честь истинно царскую. Видите ли, ко гробу Иисуса Назарянина уже спешат воины римские, те воины, при имени коих трепещет весь свет, побежденный их оружием и мужеством! Кто послал их? Пилат. Зачем и для чего? Затем, что первосвященники вспомнили теперь пророчество Иисусово о Его воскресении, то пророчество, которое пришло в забве­ние у самых учеников Его. Вы слышали вчера, как они ходили к Пилату с опасением, чтобы ученики Иисусовы не похитили тела Учителя, как Пилат, хотя — нехотя, дозволил им приставить ко гробу Его кустодию, как первосвященники, не удовольствовавшись сею стражею, положили еще печать на камне, заграждавшем вход в погребальную пещеру.

Лукавая и злобная мысль с их стороны была во всем этом: но мы должны смотреть не на то, что делают по безумию своему люди, а на то, что из действий их выходит, наконец, по распоряжению Промысла. Каиафе думалось и хотелось кустодиею и печатью своею положить ко­нец благой памяти о Иисусе, а на самом деле все это послужило к боль­шей Его чести и прославлению. Ибо не будь при гробе Иисусовом стра­жи римской, не лежи на камне печать: тогда воскресение Иисусово не было бы так достоверно и несомненно. И не Каиафа мог бы сказать тогда: что удивительного, если тела не нашлось в гробе? — Его взяли ученики ночью, так как это крайне легко было сделать. Но теперь нельзя уже сказать ничего подобного. Сами стерегли, сами печатали: стража и печати целы; а Погребенного нет. Где же Он? Воскрес, как Сам прори­цал о том, и как свидетельствуют о том же бывшие на страже у гроба воины. Для врагов Иисусовых, как справедливо возглашает и Святая Церковь, осталось после сего одно из двух, — или Погребенного да дадят, или Воскресшему да поклонятся!

И будет покой Его честь. Одного, по-видимому, недоставало к сей чести теперь — того, что при погребении Иисуса не присутствовал никто из ближайших учеников Его. Но самый этот недостаток служил к полно­те: ибо показывал, что, без чрезвычайного тайного предраспоряжения свыше, Тело Господа имело остаться вовсе без погребения. С другой сто­роны, присутствие теперь в вертограде погребальном учеников Иисусо­вых нисколько не придало бы важности действию. Ибо, что удивитель­ного, что ученик погребает учителя? Даже могло бы некоторым образом ослабить будущее действие воскресения и дать повод врагам Иисусовым -в подкрепление клеветы — указывать на то, что Он и погребаем был соб­ственными Его учениками. Но теперь нет места подозрениям: из учени­ков никого не было при погребении, не было, впрочем, не по холодности и недостатку любви к Учителю, а, между прочим, потому, что Он Сам предварительно запретил им вдаваться, во время смерти Его, без особой нужды, в опасность. Зато они все окажут любовь свою другим, лучшим образом, — тем, то есть, что каждый — в свое время и в своем месте -положит за Него душу свою.

Таким образом, в час погребения Господня все благорасположилось так, что священнодействие сие, вопреки всякому ожиданию, произошло не только в тишине и мире — и будет с миром погребение Его, — но и с особенною честью: и будет покой Его честь! А это все потому, что после смерти на Кресте, — когда Самим Страдальцем провозглашено: соверши-шася! — не было уже нужды ни в новых ранах, ни в новом уважении и безчестии. К чему он теперь?

Крестом и смертью Богочеловека окончено и совершено все, что было необходимо для нашего спасения: рукописание грехов человеческих изглаждено; правда и закон удовлетворены: слава Божия восстановлена; благодать и царство для рода человеческого заслужены. Вместе с сим должно было кончиться и уничиженное состояние нашего Искупителя и уступить место состоянию славы и величия, которое и началось теперь у самого Его гроба: и будет покой Его честь!

Признаем убо с благоговением, братие мои, что гроб Иисусов, по­добно Кресту Его, окружен был своего рода знамениями, кои тем отрад­нее для сердца, что являются совершенно неожиданно и в ту пору, кото­рую Сам Спаситель назвал «годиною и областью темною» (Лк. 22; 53). Возблагоговеем пред сими знамениями и почерпнем из гроба Иисусова дух веры и терпения, дух мужества и упования на Промысл Божий, ни­когда не оставляющий верных рабов Своих, и среди самой тьмы стра­стей человеческих блюдущий их яко зеницу ока. Если мы верные после­дователи Иисуса Распятого, и Дух Его живет в нас: то истина и правда должны быть для нас дороже всего на свете; а кто дорожит таким обра­зом правдою и истиною, тот редко не подлежит вражде и гонениям от мира. Но что бы ни делала с нами злоба человеческая, хотя бы возносила на крест, хотя бы самый гроб наш печатала печатью Каиафы; доколе мы верны Господу, дотоле, несмотря на все, мы совершенно безопасны: ибо Господь и Владыка наш не подобен земным покровителям и заступни­кам, коих вся сила кончается и исчезает у гроба. Нет, Он обладает и мерт­выми так же, как живыми, или лучше сказать, пред Ним нет мертвых, все живы; действие Его могущества во всей силе, можно сказать, и открыва­ется токмо за пределами сей жизни, которая сама, во многом еще, отдана на произвол страстей человеческих.

Посему, оканчивая слово наше над сею Плащаницею Спасителя на­шего, и мы скажем вам Его же собственными словами: «не убойтеся убо от убивающих тело, души же не могущихубити. Убойтеся же... могущаго и душу и тело воврещи в дебрь огненную: ей, глаголю вам, того убойтеся!» (Мф. 10; 28; Лк. 12; 5). Аминь.

Метки: ,

Комментарии закрыты.