О ритуальной не/чистоте: Что это и зачем?"

Октябрь 13th 2010 -

О ритуальной не/чистоте: Что это и зачем?"

От редакции: Статья инокини Вассы (Лариной) вызвала бурную дискуссию в англоязычном интернете – множество обсуждений, ссылок,  развернутые ответные публикации. Портал «Православие и мир» перевел основные тексты дискуссии на русский язык.

Перевод с английского Юлии Зубковой специально для Православие и мир. Редакция портала благодарит инокиню Вассу за большую помощь в работе над русским текстом.


Когда я поступила в женский монастырь Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ) во Франции, меня ознакомили с ограничениями, которые накладываются на сестру во время менструации.  Хотя ей было позволено ходить в церковь и молиться, не разрешалось ни причащаться, ни прикладываться к иконам или прикасаться к антидору, ни помогать печь просфоры или раздавать их, ни помогать при уборке храма, ни даже возжигать лампаду или светильник, висящий  перед иконой в своей собственной келии – это последнее правило мне объяснили, когда я заметила незажженную лампаду в иконном углу другой сестры. Я не помню чтобы кто-либо из нас пытался подвергнуть эти установления сомнению, ни чем-либо обосновать их – мы  просто предполагали, что менструация – это вид «нечистоты», и нам следовательно надо держаться подальше от вещей освященных,  чтобы так или иначе не осквернить их.

Сегодня в Русской Православной Церкви существуют  различные правила в отношении «ритуальной не/чистоты», которые варьируются от прихода к приходу, и чаще всего это зависит от местного священника. Популярная «Настольная книга» Сергия Булгакова исходит из того, что «церковные правила» запрещают женщинам во время менструации как приходить в храм, так и причащаться. В России, однако, женщинам в основном разрешается приходить в храм во время менструации, но нельзя принимать Причастие, целовать иконы, мощи, крест, прикасаться к просфоре и антидору, или же пить святую воду. На приходах за пределами России, насколько мне известно, женщины обычно только воздерживаются от причащения.

Статью, написанную, которая называется «Может ли женщина всегда приходить в храм?», часто приводят, как пример умеренного мнения, которое позволяет женщине с менструацией участвовать во всем, кроме  причастия, и которое как будто выступает против понятия «ритуальной нечистоты». Однако патриарх Павел отстаивает другое традиционное ограничение, запрещающее женщине входить в храм и участвовать в любых Таинствах в течение сорока дней после того, как она родила ребенка. Этот запрет, также основанный на понятии «ритуальной не/чистоты», соблюдается в известных мне приходах Русской Православной Церкви Заграницей, как в Германии, так и в США. Однако, можно найти свидетельства на сайтах Московского Патриархата, что такая практика поддерживается не везде, и ставится под вопрос в приходах подведомственных Москве.

Сегодня, в свете феминистического богословия и традиционалистской реакции на него , существует искушение подойти к вопросу «ритуальной не/чистоты» в политическом или социальном ключе. Действительно, довольно унизительные повседневные импликации упомянутых ограничений могут до известной степени напрягать женщин, привыкших к социо-политической культуре Запада. Тем не менее, Православная Церковь традиционно не имеет социально-политической повестки дня, в силу чего данный аргумент становится неуместным для Церкви с этой точки зрения. Более того, опасение, что что-то может быть «унизительным» для женщины, чуждо православному благочестию, которое фокусируется на смирении: когда мы встречаем препятствия, ограничения, огорчения и т.п., мы учимся познавать свою греховность, возрастать в вере и надежде на спасительную милость Божью.

Таким образом, отставив интересы равноправия, я хотела бы привлечь ваше внимание к богословскому и антропологическому содержанию понятия «ритуальной не/чистоты». Ибо наша церковная жизнь не сводится, в конечном итоге, к следованию определенным правилам, чтению определенных молитв и положенным земным поклонам или даже к смирению как таковому. Дело в богословском и антропологическом значении всего этого. Совершая эти вещи, мы исповедуем определенный смысл, определенную истину нашей веры. Поэтому сегодня я задам вопрос: в чем смысл отказа от Причастия во время менструации? Что это говорит о женском теле? В чем смысл запрета входить в храм после рождения младенца? Что этим утверждается о чадородии? И что самое важное, согласуется ли понятие «ритуальной не/чистоты» с нашей верой в Иисуса Христа? Откуда оно берет начало и что значит для нас сегодня?

Рассмотрим библейские, канонические и литургические источники, чтобы попытаться дать ответы на эти вопросы.

Ветхий Завет

Самые ранние библейские свидетельства о ритуальных ограничениях для женщин во время менструации мы находим в Ветхом Завете, Левит 15:19-33. Согласно Левиту, не только менструирующая женщина была нечистой – любой человек, коснувшийся ее, также становился нечистым (Левит 15:24), приобретая некоторого рода нечистоту через прикосновение. В последующих главах Левита (17-26, Закон Святости), сексуальные отношения с женой в это время были строго воспрещены. Считалось, что и деторождение, подобно менструации, также сообщает нечистоту, и на родившую женщину налагались похожие ограничения (Левит 12).

Евреи были далеко не единственными в древнем мире, кто вводил такие предписания. Языческие культы также включали запреты, связанные с заботой о “ритуальной чистоте”: считалось, что менструация оскверняет и делает языческих жриц неспособными осуществлять свои культовые обязанности в храмах, священнослужителям следовало избегать менструрующих женщин любой ценой под страхом осквернения, считалось, что рождение ребенка также оскверняет. Тем не менее, евреи были особым случаем. Кроме своего исключительного гнушения кровью (Левит 15: 1-18), древние евреи придерживались верования в опасность женского кровотечения, которое  постепенно утверждалось, и еще более укрепилось в позднем иудаизме: Мишна, Тосефта и Талмуд еще более подробны по этому поводу, чем Библия.

Протоевангелие Иакова и Новый Завет

На самой заре Нового Завета Cама Пресвятая Дева Мария подчиняется требованиям «ритуальной чистоты». Согласно Протоевангелию Иакова, апокрифическому тексту 2-го века, который послужил источником нескольких церковных Богородичных праздников, Пресвятая Дева живет в храме  в возрасте от двух до двенадцати лет, когда она была обручена Иосифу и отправлена жить в его дом «чтобы она не осквернила святилище Господа» (VIII,2).

Когда Иисус Христос начал проповедовать, в деревнях Иудеи прозвучала совершенно новая весть, поставившая под сомнение глубоко укоренившиеся положения благочестия  – как фарисейского, так и древнего мира в целом. Он провозгласил, что только злые намерения, которые исходят из сердца, оскверняют нас (Марк 7:15). Наш Спаситель таким образом поместил категории «чистоты» и «нечистоты» исключительно в области совести – сфере свободной воли по отношению к греху и добродетели, освободив верных от древнего страха осквернения от неконтролируемых явлений материального мира. Сам Он без колебаний беседует с самарянкой, а это также считалось евреями в некоторой степени оскверняющим.  Более того, Господь не упрекает крoвоточивую женщину за то, что она коснулась Его одежд в надежде быть исцеленной: Он исцеляет ее и хвалит ее веру (Матфея, 2:20-22). Почему Христос открывает женщину толпе? Св. Иоанн Златоуст отвечает, что Господь «открывает ее веру всем, чтобы и другие не боялись подражать ей».

Подобным образом апостол Павел оставляет традиционный иудейский подход к ветхозаветным правилам относительно «чистоты» и «нечистоты», допуская их только из соображений христианского милосердия (Рим 14). Общеизвестно, что Павел предпочитает слово «святой» (άγιος) слову «чистый», чтобы выразить близость к Богу, таким образом избегая ветхозаветных предрассудков (Рим 1:7; Кор 6:1, 7:14; 2 Кор 1:1 и т.п.)

Ранняя Церковь и ранние Отцы

Отношение ранней Церкви к Ветхому Завету было непростым и не может быть подробно изложено в рамках данной работы. Ни иудаизм, ни христианство не обладали четко отдельной сформировавшейся идентичностью в первые века:  они разделяли общий подход к некоторым вещам. Церковь ясно признавала Ветхий Завет боговдохновенным Писанием, в то же время отдаляясь со времен Апостольского Собора (Деяния 15) от предписаний Моисеева Закона.

Хотя апостольские мужи, первое поколение церковных писателей после апостолов, едва ли касались Моисеева Закона относительно «ритуальной нечистоты», эти ограничения широко обсуждаются несколько позже, с середины 2-го века. К тому времени становится ясным, что «буква» Моисеева Закона стала чужда христианской мысли, так как христианские писатели пытаются дать ей символическую интерпретацию. Мефодий Олимпийский (300), Иустин Мученик (165) и Ориген (253) трактуют левитические категории «чистоты» и нечистоты» аллегорически, то есть, как символы добродетели и греха; они также настаивают, что Крещение и Евхаристия являются достаточными источниками «очищения» для христиан. В своем трактате Мефодий Олимпйский пишет: «Ясно, что тот, кто когда-то был очищен через новое рождение (крещение), не может быть более запятнан тем, что упоминается в Законе». В подобном же духе, Климент Александрийский пишет, что супругам более не нужно омываться после полового акта, что предписывает Моисеев Закон, «потому что», утверждает Св.Климент, «Господь очистил верных через крещение для всех брачных отношений».

И все же кажущееся открытое отношение Климента к сексуальным отношениям в этом отрывке не типично для авторов того времени, и даже для самого Климента. Для этих авторов было более характерно считать любые предписания Моисеева Закона символическими, за исключением тех, что касались пола и сексуальности. Фактически, писатели ранней Церкви были склонны к тому, чтобы рассматривать любое проявление сексуальности, включая менструацию, супружеские отношения и деторождение как «нечистые» и таким образом несовместимые с участием в литургической жизни Церкви.

Причин тому было множество. В эпоху, когда учение Церкви еще не кристаллизовалось в определенную догматическую систему, множество идей, философий и откровенных ересей витало в богословском воздухе, некоторые из которых попадали в работы ранних христианских писателей. Пионеры христианского богословия, такие как Тертуллиан, Климент, Ориген, Дионисий Александрийский и другие высокообразованные мужи того времени, частично находились под влиянием дохристианских религиозных и философских систем, которые доминировали в классическом образовании их времени.  Например, так называемая аксиома стоицизма, или стоическая точка зрения, согласно которой половой акт оправдан только с целью деторождения, повторяется Тертуллианом, Лактанцием и Климентом Александрийским. Моисеев запрет в Левите 18:19 на половые отношения во время менструации таким образом приобрел новое обоснование: это было не только «осквернение», если результатом его не было деторождение, оно было грехом даже в браке. Заметьте в этом контексте, что Христос упоминает половые отношения только один раз в Евангелии: «… и двое станут одной плотью» (Матфей 9:5), без упоминания деторождения. Тертуллиан, который  принял  ультра-аскетическую ересь монтанизма в более поздние годы, пошел дальше, чем многие другие, и даже считал молитву после полового акта невозможной. Знаменитый Ориген печально известным образом подвергся влиянию современной эклектики среднего платонизма, с его характерным пренебрежением ко всему физическому, и материальному миру вообще. Его аскетическая и этическая доктрины, будучи изначально библейскими, также встречаются в стоицизме, платонизме, и в меньшей степени в аристотелианизме. Не удивительно, поэтому, что Ориген рассматривает менструацию как «нечистую» в себе и саму по себе.  Он также является первым христианским писателем, который принимает ветхозаветные понятия в Левит 12 о деторождении как о чем-то нечистом. Возможно, важно, что цитируемые теологи происходили из Египта, где иудейская духовность мирно сосуществует с развивающимся христианским богословием: еврейское население, постепенно уменьшаясь с начала 2-го столетия  в главном городе Александрии, оказывало зачастую незаметное, но сильное влияние на местных христиан, которые в основном были обращенными из иудеев.

Сирийская Дидаскалия

Ситуация была  иной в Сирийской столице Антиохии, где сильное еврейское присутствие представляло ощутимую угрозу христианской идентичности. Сирийская Дидаскалия, свидетельство христианской полемики против иудейских традиций 3-го столетия, запрещает христианам соблюдать левитские законы, включая те, которые касались менструации. Автор увещевает женщин, которые воздерживались от молитвы, уроков Писания и Евхаристии в течении семи дней во время менструации: «Если вы думаете, женщины, что вы лишены Духа Святого в течении семи дней вашего очищения, тогда, если бы вы умерли в это время, вы отойдете пустыми и безо всякой надежды». Дидаскалия далее убеждает женщин в присутствии в них Святого Духа, делая их способными участвовать в молитве, чтениях и Евхаристии:

«Теперь подумай об этом и признай, что молитва слышится через  Святого Духа, и что Писания – слова Святого Духа и святы. Поэтому если Святой Дух внутри вас, почему вы отдаляете свою душу и не приближаетесь к делу Духа Святого?»

Он наставляет других членов общины следующим образом:

«Вам не следует отделяться от тех, у кого месячные, ведь даже кровоточивая женщина не была укорена, когда коснулась края одежды Спасителя; она скорее была сочтена достойной получить отпущение всех своих грехов».

Примечательно, что этот текст увещевает женщин с менструацией принимать причастие и подкрепляет свое увещевание примером из Святого Писания о кровоточивой женщине в Евангелии от Матфея, 9:20-22.

Гангрский Собор

Примерно столетие спустя, oк. середины 4-го века, мы находим канонические свидетельства против понятия «ритуальной нечистоты» в законодательстве поместного собора, который был созван в Гангре (105 км на север от  Анкары) в 341 году н.э.  на северном побережье  Малой Азии, который осудил крайний аскетизм последователей Евстафия Севастийского (377).  Монахи-евстафиане, вдохновленные дуалистическими и спиритуалистическими учениями, распространенным в Сирии и Малой Азии в то время, принижали брак и женатое священство. Против этого Правило 1 Собора гласит: «Аще кто порицает брак и женою верною и благочестивою, с мужем своим совокупляющеюся, гнушается или порицает оную, яко не могущую войти в Царствие: да будет под клятвою». Евстафиане отказывались принимать причастие от женатого священства из соображений «ритуальной чистоты», эта практика была также осуждена Собором, его четвертым правилом:

«Аще кто о пресвитере, вступившем в брак, рассуждает, яко не достоит причащаться приношения, когда таковый совершил литургию: да будет под клятвою».

Что интересно, евстафианство было эгалитарным движением, проповедующим полное равенство полов. Поощрялось таким образом, когда женщины-последовательницы  Евстафия стригли свои волосы и одевались как мужчины, чтобы избавиться от всякого подобия женственности, которая, как и все аспекты человеческой сексуальности, считалась «оскверняющей».  Заметим, что данная практика женщин-евстафианок напоминает радикальные виды современного феминизма, которые как-бы стремятся избавиться от всех отличий женского пола от мужского. Собор осуждает подобную практику в своем 13-ом правиле: «Аще некая жена, ради мнимого подвижничества, применит одеяние, и, вместо обыкновенные женские одежды, облечется в мужскую: да будет под клятвою».

Отвергнув евстафианское монашество, Церковь отвергла понятие о сексуальности как об оскверняющей, защищая как святость брака, так и богосозданного явления, называемого женщиной.

Правила Египетских Отцов

В свете этих вполне православных древних канонов, как может Церковь сегодня применять на практике каноны, которые однозначно поддерживают представления о «ритуальной не/чистоте»? Как было ранее отмечено, литература Церкви, включая тексты канонов, образовалась не в вакууме, но в социально-культурной исторической реальности древнего мира, который очень верил в ритуальную чистоту и требовал ее. Самое раннeе каноническое правило, налагающeе ограничения на женщин в состоянии ритуальной нечистоты  – это Правило 2 Дионисия Александрийского (264), написанное в 262 году по Р.Х.:

«О женах, находящихся в очищении, позволительно ли им в таком состоянии входить в дом Божий, излишним почитаю и вопрошать. Ибо не думаю, чтобы они, если суть верные и благочестивые, находясь в таком состоянии, дерзнули или приступить к Святой Трапезе, или коснуться Тела и Крови Христовых. Ибо и жена, имевшая 12 лет кровотечение, ради исцеления, прикоснулась не Ему, но только к краю одежды Его. Молиться, в каком бы кто ни был состоянии и как бы ни был расположен, поминать Господа и просить помощи – не запрещается. Но приступать к тому, что есть Святая Святых, да запретится не совсем чистому душою и телом».

Отметим, что Дионисий, как и Сирийская Дидаскалия, ссылается на кровоточивую женщину в Матф. 9:20-22, но приходит к совершенно противоположному выводу: что женщина не может принимать причастие. Предполагалось, что Дионисий на самом деле запрещал женщинам входить в святилище (алтарь) но не в саму церковь. Эта гипотеза не только противоречит тексту цитируемого канона, она также предполагает, что миряне некогда принимали причастие в алтаре. Недавние литургические исследования опровергли представление о том, что миряне когда-либо принимали причастие в алтаре. Поэтому Дионисий подразумевал именно то, что написал, и в точности так, как его поняли многие поколения восточных христиан женщина с менструацией не должна входить в храм Божий, потому что она не полностью чиста духовно и телесно. Интересно, предполагает ли это, что все остальные христиане полностью чисты, «katharoi». Скорее всего, что нет, потому что Церковь осудила тех, кто называл себя  «katharoi», или «чистые», древнюю секту новатиан, на Первом Вселенском Соборе в Никее в 325 году по Р.Х.

Православные комментаторы  прошлого и настоящего также объясняли правило Дионисия, как нечто связанное с заботой о зачатии детей: комментатор 12-ого века Зонара (после 1159 по Р.Х.), отрицая понятие ритуальной нечистоты, приходит к  смущающему выводу, что истинная причина этих ограничений для женщин  -  «воспрепятствовать мужчинам спать с ними…чтобы дать возможность зачатию детей». Итак, женщины клеймятся нечистыми, не допускаются в храм  и к Святому Причастию, чтобы помешать мужчинам спать с ними? Не рассматривая предпосылку «секс только для чадородия» этого аругмента, он вызывает другие, более очевидные вопросы: неужели мужчины каким-то образом более склонны спать с женщинами, которые были в церкви и приняли Таинство? Почему, иначе, женщины должны воздерживаться от причащения? Некоторые священники в России предлагают другое объяснение: женщины слишком устают в таком состоянии, чтобы внимательно слушать молитвы литургии и поэтому не могут подготовить себя достаточным образом к Святому Причастию. Точно такое же рассуждение предлагается в случае женщин, которые родили ребенка: им надо отдыхать 40 дней. То есть, неужели причастие не должно подаваться всем уставшим, больным, пожилым или еще почему-либо слабым людям? Как насчет слабослышащих? Ведь им тоже трудно внимательно слушать молитвы Литургии.

Как бы там ни было, существуют несколько других канонических текстов, налагающих ограничения на женщин в «нечистоте»: Правило 6-7 Тимофея Александрийского (381 н.э.), который распространяет запрет и на крещение и Правило 18 так называемых Канонов Ипполита, относительно родивших женщин и повитух. Примечательно, что oба эти правила, как и Правило 2 Дионисия, египетского происхождения.

Pages: 1 2

Оставьте комментарий!