Старец схиархимандрит Зосима

Сентябрь 4th 2010 -

В огне гонений

Последние два года служения в Александровке о. Савватия это была непрестанная борьба с богоборческой властью.

В этой борьбе он, как на Голгофу, восходил по ступеням карательной системы: несокрушимость его пламенной веры вызывала у богоборцев ответный сплеск злобы и угроз.

Сначала убедительные беседы вели на местном уровне: забирали его в сельсовет, чтобы объяснить заблудшему попу политику партии. Объясняли кулаками, разували и заставляли босиком стоять на цементном полу (а у него уже тогда были небольшие раны на ногах).

Когда это не помогло в «паломничество» в Александровку отправилось начальство из района и области.

Разобрали колодец, который, было уже, заложил Батюшка около Александровского храма, не давали в буквальном значении и гвоздя забить, — неусыпно следили за каждым шагом.

Особенно усердствовал один полковник, который своей злобой и ненавистью превосходил всех. В очередной его приезд Старец сказал палачу в глаза следующие слова: «Несчастный ты человек, за твоё богоборчество ты сойдёшь с ума и на старости лет будешь есть свой кал». Разъярённый, с перекошенным лицом кагэбешник схватил Старца за шиворот и занес свой кулачище над его головой. О. Савватий взмолился к святителю Николаю — и палач так и не смог его ударить.

Уже в Никольском, в 90-х годах к Старцу приезжала жена этого полковника и

просила его святых молитв: «Вы не знаете, что он делает: он оправляется среди комнаты и ест это...» Привозила она с собой и своего несчастного мужа...

Так Господь видимо наказывал гонителей праведника,

Одного дня, после безрезультатных попыток охладить ревность неуступчивого попа, за Батюшкой приехали люди в штатском. Так он оказался в тюрьме. Его били, пытались сломить психологическим измором, а в конце подвергли утончённой пытке по последнему слову кагэбешной науки: его поместили на трое суток в «музыкальную шкатулку».

«Музыкальная шкатулка» — это камера без единой лампочки и без единого окошка, оббитая резиной, через которую просачивается тихая музыка угнетающего характера. Кромешная тьма, удручающая мелодия настолько действовали на психику, что у заключённых «ехала крыша». Резиной же оббивали камеру потому, что уже через сутки жертвы не выдерживали, — бросались на стены.

«Здесь я научился Иисусовой молитве, — вспоминал Старец. — Если бы не Иисусова молитва, я сошёл бы с ума».

Все изощрённые методы идеологической работы оказались бессильными пред добровольным узником любви Христовой. Но на всю его последующую жизнь, как ордена и медали за мужество и отвагу в борьбе с «духами злобы поднебесными», у него остались следы этих истязаний за веру: обострилось рожистое воспаление ног и открылись глубокие раны; болезновали отбитые лёгкие («Мне кажется, — как-то сказал изнемогающий Батюшка, — что если пробить мои лёгкие, из них вытечет ведро гноя»); над спиной возвысился горб.

Однажды, когда речь зашла о Русской Зарубежной Православной Церкви, согбенный Старец заметил «Зарубежники нас обвиняют в сотрудничестве с КГБ, — и слегка ударив себя по горбу, весело добавил, — вот видишь: какой у меня знак от этого сотрудничества...»

Как же надо было колотить классового врага, чтобы набить горб?

По слову св. Иоанна Златоуста, как воины, претерпевшие на войне за царя какие-либо лишения, имеют великое дерзновение перед ним, так и пострадавшие за Христа, указывая на свои раны, могут обо всем умолить Небесного Владыку.

Поэтому все эти истязания, несмотря на то, что подорвали здоровье Старца, только усилили пламень era молитвы и дерзновение его веры.

Осознав это, власть имущие выбрали иную тактику борьбы с о. Савватием.

Его начали переводить с прихода на приход, чтобы упрятать подальше, в самую отдалённую глушь, оторвать от его паствы и через частую перемену места выбить из головы жажду церковного строительства. За какой-то год он сменил три прихода: в 1985 г. — настоятель храма в с.Андреевка около г. Курахово, затем после Пасхи, перевели в Макеевку, и в том же, 1986 году — в пос. Андреевка около г. Снежное, настоятелей Покровского храма...

Но везде Батюшка оставался неизменным благоукрасителем храма Божьего, везде, после продолжительных поисков, своего дорогого авву находила его верная паства, вкусившая сладость сердечной молитвы.

Светлый старец

22 ноября 1989 года о. Савватий определён настоятелем Свято-Васильевского храма села Никольское Волновахского района.

«Они решили загнать его в такое место, — вспоминает схимонахиня Фамаида, — куда транспорт не ходит. Проходного транспорта нету: туда уже к нему никто не приедет...

Приехали мы сюда: прямо около входа туалет и мусорная свалка, церковный двор порос бурьяном. Храм заброшенный, полуразрушенный, иконостаса нету вместо него фанерная доска — страшно было зайти.

Около храма горелый деревянный сарай дом священника, окна вросли в землю, внутри — мыши и крысы...»

Но было среди этого ужасающего запустения нечто такое, что вселяло надежду. После революции в Никольском жили монахини — изгнанники из Крымских пастырей, они свято хранили Никольские предания, давая их преемникам как завещание: здесь до революции было явление Божьей Матери. На месте явления заструились воды цельбоносного источника. Местные жители и крестьяне окрестных сел еще многие годы даже после революции совершали здесь молебны и крестные ходы: особенно в день празднования Богородичной иконы Курской-Коренной, когда и освятила Приснодева это место. И как не пытались богоборцы засыпать святой источник, стереть память о нем, но благодатные воды вновь и вновь пробивали цемент, как благодать Божия пробивает ожесточение сердец человеческих.

Некий благочестивый старец Михаил, живший здесь, сказывал, что когда в Васильевский храм придёт служить монах, то возникнет здесь две святых обители, которые простоят до скончания века до второго славного пришествия Христового.

И вот, когда игумен Савватий пришёл служить в храм Василия Великого, к нему подошла слепенькая Анна и с радостью сообщила: «Вот, Батюшка, монах пришёл сюда служить — теперь здесь будет монастырь!» — на что Старец только кротко улыбнулся, окинув оком своё незавидное хозяйство...

Зимой в неотапливаемом храме было настолько холодно, что руки Батюшки примерзали к Святой Чаше, а служил он в валенках. Уже тогда у него начали сильно болеть ноги, часто мучила высокая температура. С наступлением весны закипела работа по восстановлению; храма. К осени уже нельзя было узнать прежнюю Свято-Васильевскую церковь: настолько везде царила чистота и ухоженность — за лето построили крестилку, трапезную, в храме появился новый иконостас. Как вспоминали послушницы-старожилы, это было чудо Божие: буквально за несколько дней развалили сарай и возвели священнический дом, крестилку: трудились все вместе — человек сто приехало, цепочкой носили кирпич и стройматериалы.

Батюшка наставлял всё делать с молитвой: «Чистите картошку, кирпич носите, бурьян полите читайте: молитву Иисусову, а иначе благодати не будет...»

Не потому ли и ныне, как только ступаешь на эту святую землю, тихой радостью согревается сердце, что каждая пядь земли, каждый камешек обители пропитаны благодатью молитвы?!

Как только начала восстанавливаться приходская жизнь, о. Савватия ждало ещё одно искушение: представился предстоятель РПЦ в Японии, и в поисках достойной кандидатуры на должность нового предстоятеля сам святейший патриарх Пимен остановил свой взор на личности Никольского игумена.

Его в срочном порядке вызвали в Москву: «Владыко святый, если вы так заботитесь об этих япошках, то сами туда и поезжайте», — со свойственным ему юмором отвечал Старец самому патриарху, памятуя завет своего духовного отца.

Но святейший был непреклонен, и все документы были оформлены на о. Савватия как на нового предстоятеля РПЦ в Японии. Но не было на то воли Божьей: на следующий день Батюшка слёг с тяжелейшим двухсторонним воспалением лёгких. Поскольку время не ждало, то в Японию вместо игумена Савватия поехал другой иерарх.

1990 году о. Савватий возводится в сан архиманрита, а в 1992 он принимает великую схиму.

В эту переломную эпоху мировой истории, когда пал с шумом идол коммунизма, наше Отечество в духовном плане было совсем не более просвещённее языческой Японии — работы на духовной ниве был не початый край. И Господь определил Старцу быть светильником пламенеющим сушим во тьме неведения. Здесь, в Никольском, его старческое служение воссияло на всю Святую Русь, на весь православный мир — от Афона до Иерусалима, от Санкт-Петербурга до Сибири было известно имя схиархимандрита Зосимы.

С раннего утра и до позднего вечера у его домика всегда была очередь желающих попасть на прием к Старцу.

За чем ехали люди со всего православного мира в с. Никольское? В известной молитве Дух Святый назван Утешителем, поэтому и избранники Божий, которые соделались сосудом Духа Святаго, были по преимуществу Утешителями страждущего человечества. Схиархимандрит Зосима как бы делился тем Божественным Светом, который пламенел в его душе. Своей благодатной прозорливостью он указывал человеку волю Божию о нём, а своей дерзновенной молитвой исцелял душевные и телесные язвы.

Как на крыльях, с облегчённой совестью, радостные и просветлённые выходили люди от схимника. «Батюшка лечит», — говорили благодарные посетители.

И случаев, когда перед его молитвой отступали смертельные и неизлечимые болезни великое множество. Наведём только некоторые из них.

Р.Б. Тамара приехала в Никольское из Сергиева Посада, что под Москвой, намереваясь взять благословение на операцию отцу: каждодневные ущемления грыжи мучили приступами боли. Консилиум врачей определил и время операции.

— Да никакой грыжи у него нет! — неожиданно ответил

Старец.

— Да как же, Батюшка? Консилиум врачей смотрел…

— Да нет там никакой грыжи...

Когда Тамара приехала домой и спросила отца о здоровье, тот с удивлением заметил, что вот уже втором день он вообще не чувствует боли — с тех пор хронической болезни как и не бывало.

Через некоторое время её сын, Александр, упал с горки и получил сотрясение. Рентген определил довольно большую гематому — необходимо оперативное вмешательство. Уже по телефону она пыталась взять благословение у Старца.

— Да никакой гематомы у него нет.

— Как же, Батюшка, ведь снимок...

— Нет там никакой гематомы! — настаивал Старец.

Сделали повторный снимок — никакой гематомы не оказалось. «Простите, наверное, плёнки бракованные попались», — извинялись врачи.

У Валентины со Снежного обнаружили рак молочной железы, сделали операцию, но состояние ухудшалось: она уже едва могла передвигаться. «У тебя двое детей тебе надо же их воспитывать. Буду молиться», — сказал Старец. С тех пор прошло уже около десяти лет. Уже дети выросли. «Я живу только молитвами Батюшки», говорит женщина.

Монахиню Синклитикию готовили к операции: рак почки. Шансов на успех врачи давали мало. И в тот момент Старец благословил отказаться от операции приезжать в обитель. С тех пор уже более пяти лет она трудится в монастыре, исполняя различные послушания.

Ярошенко Ирина Алексеевна (ныне монахиня Агапита в 1995г. попала в больницу с обострением почечной болезни. Диагноз как приговор: острый гломерулонефрит то есть перерождение почечной ткани. Врачи смотрели на неё как на безнадёжную: и она сама как опытный врач (несколько лет осталось до пенсии) осознавала, что жить ей осталось считанные дни. Однажды ночью она почувствовала, что умирает: «Хотя бы умереть к утру, а то ведь вся палата спать не будет». Она начала молиться, но молитва не шла: «Батюшка дорогой, как мне тяжко», — после этих слов она почувствовала, что Батюшка совсем рядом, и уснула. С этого момента в болезни наступил перелом (Батюшка многим своим чадам говорил: «Когда тебе будет плохо, ты меня позови — и я услышу»).

Иллюше исполнилось 6 лет, когда врачи определили причину его

болезненности: во Львовском центре иммунологии поставили диагноз — ВИД (вирусное поражение иммунной системы). Его отец, Сергий, на Богоявление решил отправиться к отцу Зосиме. После праздничной службы под вечер удалось попасть к Старцу на благословение. При встрече с Батюшкой все сиюминутные проблемы отступили на второй план. В беседе о. Зосима невзначай обратился к ребёнку: «Иллюшенька, на — попей святой водички» — и, отпив вначале сам, дал ему свой кувшинчик с Иорданской водой. По приезде домой отец с сыном опять отправился во Львов сдавать повторные анализы для уточнения клинической картины. Каково же было изумление врачей, когда анализы оказались нормальными. Выслушав рассказ отца, врач задумчиво произнёс: «Суперрезультат. Нетрадиционная медицина...»

Перед силой молитвы Старца отступали и врождённые патологии у младенцев, которые даже теоретически не поддаются лечению, против всех естественных законов, на глазах у изумлённых врачей...

При исцелении духовных и душевных недугов проявлялась благодатная прозорливость схимника.

Так, Елену донимали помыслы. Она исповедовалась во многих храмах, в Киево-Печерской Лавре — отпускало на три дня, и брань вновь возобновлялась.

В этот раз она приехала в Никольское со Святых Гор. Шёл водосвятный молебен у колодца. Она стала у ёлочки и пыталась отгонять навязчивые мысли молитвой. И тут вышел Батюшка окроплять народ святой водой. Подойдя к Елене, он трижды, как бы шутя, окропил её со словами:

— Дурную голову от дурных помыслов!

Она вопросительно взглянула на Старца: мол, ко мне?

— К тебе, к тебе! — ответил тот на её мысленный вопрос. И с тех пор эта брань прошла навсегда.

Вообще Старец имел обыкновение обличать помыслы, указывать на тайные, сокровенные грехи, давать ответы на мысли собеседника. Зная это, его духовные чада с трепетом всегда предстояли ему: «Он и мысли наши все знал», эти слова схимонахини Нилы в разных вариантах говорили многие.

Одна женщина, когда Старец ещё сам исповедовал, уже ждала разрешительной молитвы после своей исповеди, как вдруг Батюшка начал плакать, причитая: «Ребёночка жалко! Ребёночка жалко!» И она вспомнила свой единственный в жизни аборт.

Тамара приехала с сыном Александром к Старцу в 1989 году.

— Что, княже? — обратился Старец к мальчику, видя его в первый раз. — Я к твоему святому, когда учился в семинарии, бегал поклониться каждый день.

В этой беседе Старец сказал следующие пророческие слова которым суждено было исполниться в скором времени: — В вашем Львове останется только один православный храм, — и благословил семью переехать на жительство в Сергиев Посад.

— Ещё Лавру с огорода видеть будешь, — добавил он, что и сбылось в своё время.

У р.Б. Виктора из Тернополя заочно к Старцу собралось много вопросов: не ладилась семейная жизнь, и хотелось просто высказать наболевшее, получить духовную поддержку. И тут выпал случай побывать у схимника, к которому он заочно проникся доверием: надо было отвезти в Никольское духовную литературу. Преодолев все искушения пути, он уже выкладывал в крестилке книги, когда услышал первые слова Батюшки: «Я молюсь о воссоединении». «И здесь политика», — подумал Виктор. И тут на пороге появился сам Старец: «Семья должна быть вместе, мне бесконечно дорога семейная церковь». Как гром среди ясного неба, прозвучали для Виктора эти слова. Так не видя и не зная человека, о. Зосима дал ответ на все его жизненные недоумения, так что не было надобности в длительных объяснениях и речах.

Виктор Иванович привёз в Никольское к о. Зосиме его духовных чад, каких-либо вопросов у него не было, так-как он и понятия не имел о старческом окормлении. После непродолжительной общей беседы приезжие стали подходить под благословение. Благословляя Виктора Ивановича, Батюшка, видя его в первый раз, в нескольких их прочёл его жизнь: «Пора тебе определяться: рви ты с этими католиками — ты же православно крещенный» (а Виктор действительно был в младенчестве крещён в православии , но воспитывался в римо-католической среде, у своих родственников, поэтому считал незазорным ходить в их костёл, хотя сердце его влекло к православию).

Духовному взору было открыто будущее, и его слова всегда исполнялись. Так хранительнице иконы «Призри на смирение», которая хотела подарить эту святыню Старцу, он сказал: «Ты что, матушка? Этой иконе ещё вся Русь будет поклоняться». И в скором времени Божья Матерь прославила эту святыню как новую свою чудотворную икону.

Хотя необходимо отметить, что отношение к чудесам у схиархимандрита было особенное. Он не одобрял увлечение мироточениями и другими чудесами, считая это признаком духовной болезни. Любителям острых ощущений он говорил: «Можете сказать, что у Зосимы вся церковь мироточит» (зимой от парового эффекта на иконах выступали капельки влаги).

«В мистику не ударяйтесь — это душевредно», предостерегал он. «Главное наше чудо — это литургия, покаяние и молитва», — часто повторял Батюшка, задавая спасительный вектор духовной жизни.

Обладая даром благодатного рассуждения во всей полноте основанном на духовном видении, Старец к каждому человеку находил нужные слова, говоря на его языке, как 6ы вклиниваясь в волну его мыслей: и с ребёнком, и с простой крестьянкой, и с заумным профессором, и с практичным хозяйственником, и с впечатлительным поэтом — со всеми говорил он как равный с равными, на их уровне. И это могло не удивлять.

Вообще, врачевание душ человеческих спасительны богомудрым советом было главной целью его старческого служения: «Молитесь, но не замаливайтесь. Лучше недомолиться, чем перемолиться. Не ударяйтесь в крайнее — крайности не от Бога. Идите средним путём, унывайте, не предавайтесь отчаянию — нет греха, который не врачуется покаянием: Бог милостив, долготерпелив и многомилостив», — вот некоторые из его поучений которые он особенно любил повторять.

Все его слова были пропитаны духом милостыни и милосердия, впрочем как и всё его старческое служение по своему существу было подвигом неизреченной Любви. Каждый, кто имел радость общаться с о. Зосимой, чувствовал это, и эта любовь трогала, умиляла самые ожесточённые сердца.

Часто тем, кто имел нужду (а он провидел это всегда безошибочно), о. Зосима помогал и материально деньгами и продуктами: «Чтобы на нас Господь не разгневался, всегда помогайте нуждающимся», — учил он. Первое сооружение, которое Батюшка строил, возрождая те приходы, где довелось служить, — это была паломническая трапезная. Накормить, напоить человека он считал своим долгом, и всегда паломникам из далека, даже в самые трудные времена, готовили матушки «тормозок» на дорогу.

Но, конечно, совершенно особое место в его Евангельской доброделании занимала Богадельня или Дом Милосердия где содержится около шестидесяти людей преклонного возраста. Батюшка, как любвеобильный отец, ещё в те времена, когда приход сам остро нуждался в самом необходимом, собрал под своё крылышко болезненных бабушек и дедушек, которые государством были обречены на жалкое существование в нынешнем ожесточённом мире.

Батюшка любил «Дом Милосердия» как-то по-особому придавал ему особое значение в духовной жизни обители «Дом Милосердия простоит до скончания века, ибо здесь сам Господь ходит», сказал как-то Старец. И эта слова: «Здесь сам Господь ходит», — он повторял часто в отношении к Богадельне, и всегда при этом его глаза становились задумчиво просветлёнными.

Главное дело его жизни

Вначале, до своей клинической смерти в 1998 году, схиархимандрит Зосима о строительстве в Никольском какого-либо монастыря не помышлял.

Молодых людей, которые имели влечение к монашеству, он благословлял в те обители, которые особенно были близки ему по духу.

Усилия тех благодетелей Церкви Христовой, с которыми свёл его Господь, он направлял на возрождение традиционных центров православной духовности (один из этих благодетелей — Виктор Леонидович Нусенкис — впоследствии стал правой рукой Старца в его созидательной деятельности).

Особенную радость и даже духовный восторг Батюшке приносило строительство новых храмов Божиих. С его благословения, при его участии и помощи построено на Донбассе около десятка храмов; наиболее известные: Иоанна Воина, Иверской иконы Божией Матери, Александра Невского, святителя Луки Крымского, Агапита Печерского, Благоразумного Разбойника и др.

Старец всегда стремился к возрождению древних традиций православной культуры, он сам был их живым носителем. Так, с его инициативы и при личной участи возрождена в 1997 году традиция освящения воде хранилища на Карловке на праздник Крещения Господня с массовым купанием в проруби. Как радовался старей когда весь Донецк на Богоявление прямо из крана пил святую крещенскую воду (ведь из Карловского водохранилища пьёт воду весь Донецк).

Ныне эта традиция стала любимым праздником православного народа Донбасса: тысячи людей собираются чтобы искупаться в Крещенской проруби.

«Какая благодать — искупаться в Крещенской воде все болячки повыпрыгивают», — подбадривал Батюшка приезжающих в обитель на этот праздник.

В 1998 году, на Крестопоклонное воскресенье схиархимандрит Зосима попадает в реанимацию с острой почечной недостаточностью: отказали почки, Старец умирал. В этом тяжёлом состоянии он пережил то, что принято называть «клинической смертью». Как сам вспоминал Батюшка, он уже видел небесные обители, слышал неописуемое по своей красоте ангельское пение (только Великое Славословие напева Киево-Печерской Лавры отдалённо напоминает это чудное пение говорил он). Но Господу было угодно, чтобы этот изнемогающий, всегда умирающий Старец совершил то, на что он не мог решиться и при относительном здравии — воздвиг небесную обитель на земле, райский уголок для земных ангелов, как называют монахов.

За порогом этой жизни он встретился со своим сотаинником и сомолитвенником — схиархимандритом Феофилом, который и вернул его обратно, на землю:

— Тебе ещё рано, по тебе вся земля плачет.

В это время его многочисленные духовные чада со слезами взывали к Господу и Божьей Матери, вымаливая своего духовного Отца.

Неизвестно, было ли о. Зосиме откровение, или просто после возвращения из потустороннего мира он по другому посмотрел на вещи — но он принялся за строительство монастыря. Достоверно можно сказать одно, что он ничего не делал без указания Господа, без воли Божьей, которая ему открывалась в молитве.

И нельзя не удивиться с какой энергией, с каким воодушевлением взялся болезненный Старец за это грандиозное дело. Он сам неусыпно руководил всем фронтом строительных работ, объезжая с молитвой на своей инвалидной колясочке (а ходить тогда уже он не мог) монастырские владения и давая различные указания и поучения.

А ведь по прежнему, если он только не лежал в больнице, с утра до вечера принимал страждущий люд, совершал служение — и здоровый человек не смог бы понести таких трудов: «Сила моя в немощи совершается», вспоминались слова Писания, глядя на немощного телесно, но духовно великого Труженика.

И за каких-то два-три года буквально на пустом месте выросла чудная обитель. Но это только малая толика его трудов так сказать видимая часть айсберга. Конечно, возвести стены можно быстро — но сколько белокаменных обителей стоит ныне музейными экспонатами прежнего величия?! Главное и самое трудное — зажечь свечу монашеской жизни, воспитать монахов не по имени только, а по духу. И некоторые слова Старца как бы приоткрывают завесу этого его сокровенного делания: «Я не сторонник палковой дисциплины, я — воспитываю. Воспитывать же кровь проливать». Он внимательно, своим особым старческим взором следил за духовным развитием послушников, задавая ему нужное направление: «Ну что, матушка, — вспоминает схимонахиня Селафиила наставления Старца — готовься к монашеству — ты уже не такая, как была. А какая ты была, какая ты была...

После пострига я исполняла послушание в трапезной Богодельни. Когда Батюшка по своему обыкновению заехал Дом Милосердия (на своей колясочке), он с неким умыслом меня спросил:

— Ну что, не забыла своё монашеское имя?

— Нет, Батюшка, Евлампия, Евлампия.

— Евлампия, — как-то по-особому протянул он и добавил. — А ты покрикиваешь: терпи, смиряйся изобличил и тут же наставил меня (а на кануне я вычитывала свою помощницу).

Когда в обители готовились к постригу в великую схиму, на трапезе Батюшка сказал: «Я сегодня ночью молился, и мне Господь открыл, что у нас будет ещё две схимницы», — и посмотрел на меня».

Вот он главный сокровенный труд его жизни в ночной молитве он проливал свою кровь за падшее человечество, подражая Спасителю. И по своей силе и напряжению это было его Гефсиманское моление, которое изменяло к лучшему души людей, зажигало в них пламень Божественной Любви.

И те монахи, которых он постригал — не просто его ученики, им он передал, как главное наследство, тот светлый огонёк, которым горело его сердце.

Этот огонёк проявляется, в первую очередь, во всех монастырских службах, чудных по своей красоте, во всём строе монастырской жизни — всё здесь как при Старце. Не потому ли так ощутимо всеми его присутствие?! Не потому ли и ныне, когда паломники едут в Никольскую обитель, они говорят; «К Зосиме едем!»

Исторически так сложилось, что женские обители основывали особые избранники Божии — прославленные за великую чистоту своей жизни, которые как пламенные Серафимы попаляли нечистые помыслы человеческих сердец: Серафим Саровский, Амвросий Оптинский, Иоанн Кронштадский, Нектарий Эгинский... И вот в наше неблагополучное время мы имеем радость вписать в этот исторический список великих девственников и имя схиархимандрита Зосимы.

Метки:

Pages: 1 2 3 4 5

Комментарии закрыты.