Сретение. Ныне отпущаеши (Федор Шаляпин)

Февраль 14th 2011 -

Библейский сюжет_ Сретение (Федор Шаляпин) from Pytnik13 on Vimeo.

Был человек во Иерусалиме, ему же имя Симеон. И человек сей, праведен и благочестив, чаял утешения Израилева: и Дух был Свят в нём. И было ему обещано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня. И пришел он по вдохновению в церковь. И когда родители ввели Младенца Иисуса, чтобы совершить над Ним законный обряд, он принял Его на руку свою, и благословил Бога и сказал: Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром: ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицом всех людей: свет во откровение народам и славу людей Твоих Израиля.

Вечером 18 июня 1937 года в переполненном парижском зале «Плейель» выступал Шаляпин. Пел то один, то со знаменитым митрополичьим хором Николая Афонского из русского собора на rue Daru, куда Фёдор Иванович любил ходить и где он порой стоял на клиросе.

«Думаю, что уже и тогда он был тяжело болен, – пишет Бунин. – Волновался необыкновенно. Он, конечно, всегда волновался, при всех своих выступлениях, только прежде публика этого никогда не видала. Но на этом концерте она видела, и Шаляпина спасал лишь его талант жестов, интонаций. Из-за кулис он прислал мне записку, чтобы я зашел к нему. Я пошел. Он стоял бледный, в поту, держа папиросу в дрожащей руке, тотчас спросил (чего раньше не сделал бы): Ну что, как я пел? – Конечно, превосходно, — ответил я, — так хорошо, что я все время подпевал тебе и очень возмущал этим публику. – Спасибо, милый, пожалуйста, подпевай, — ответил он со смутной улыбкой, – Мне, знаешь, очень нездоровится… Ради чего дал он этот последний концерт? Ради того, вероятно, что чувствовал себя на исходе и хотел проститься со сценой…»

Есть в искусстве такие вещи, о которых словами сказать нельзя. Я думаю, что есть такие же вещи и в религии. Есть буквы в алфавите и есть знаки в музыке. Все вы можете написать этими буквами, начертать этими знаками. Все слова, все ноты. Но… есть и н т о н а ц и я в з д о х а – как написать или начертить эту интонацию? Таких букв нет. Можно по-разному понимать, что такое красота, но о том, что такое правда чувства, спорить нельзя. Она очевидна и осязаема.
Фёдор Шаляпин

Однажды, на «Царе Борисе» в Париже услышав: «Вон! Что это там, в углу… колышется, растёт, дрожит и стонет», зал в ужасе вскочил. Шаляпин не сразу понял, что происходит, и только потом догадался – люди, не знавшие слов, поверили его испугу. Фёдор Иванович не признавал талант без упорного труда и всегда слушал жизнь: «Работа Моцарта, — говорил он, — это вечная пытливость к звуку, неустанная тревога гармонии, беспрерывная проверка своего внутреннего камертона. Слушая убого музыканта в трактире, он не забавлялся, как думал Сальери, а работал. Уж наверное, он чему-нибудь научится, даже на «пачкотне маляра», даже на «пародии фигляра». Впрочем, и этого мало, чтобы создать на сцене образ Симеона.

Первое мое приобщение к песне произошло в русской церкви. Конечно, многие люди, вероятно, несметно умные, говорят, что религия опиум для народа и что церковь развращает человека. Кажется мне, однако, что если и есть в церкви опиум, то это именно – песня. Священная песня, а, может быть, и не священная, потому что она, церковная песня, живет неразрывно и нераздельно с той простой равнинной песней, которая подобно колоколу также сотрясает сумрак жизни. Всегда, приходя в церковь и слыша «Христос воскресе из мертвых», чувствую, как я вознесен. Короткое время я не чувствую земли, стою как бы в воздухе.
Фёдор Шаляпин

Как-то зимним вечером Фёдор Иванович катался на деревянном коньке, замёрз, заглянул в храм погреться и впервые услышал Всенощную. «Когда я подошел поближе к клиросу, то к моему удивлению увидел впереди стоящих мальчиков такого же приблизительно возраста, как и я сам. Мальчики эти держали перед собой загадочно разграфленную бумагу и, заглядывая в нее, выводили голосами приятнейшие звуки. Я разинул от удивления рот. Послушал, послушал, и задумчиво пошел домой: поют такие же малыши, ровесники…»

Федю приняли в хор, и он «с острым наслаждением узнал, что есть на свете ноты»; а вскоре один из певчих предложил ему билет на галёрку. «Занавес дрогнул, поднялся, и я сразу обомлел, очарованный сном наяву, сном, которого я никогда не видал, но всегда ждал его, жду и по сей день. Не мигая, ни о чём не думая, я смотрел на эти чудеса. И вдруг, уже в антракте, заметил, что у меня текут изо рта слюни. Я осторожно поглядел на соседей – видели они? Кажется, не видали. Надо закрывать рот, сказал я себе. Но когда занавес снова поднялся, губы против воли моей опять распустились.

Театр свёл меня с ума, сделал почти невменяемым. Возвращаясь, я вспоминал великолепные речи актеров и декламировал в ночной тишине, подражая мимике и жестам каждого. «В чем дело?», случалось, спрашивал хмурый прохожий. Сконфуженный, я убегал, а он, глядя мне вслед, наверное, думал – пьян мальчишка!

Может быть, я бы долго ещё наслаждался радостями хорового пения, на беду мою, я в хоре узнал, что не всегда мальчики поют вместе, что, бывает, иногда в середине песни один какой-нибудь голос поет соло. И я стал стремиться к тому, чтобы получить это соло, лишь бы спеть одному, когда все молчат. Но овладеть этим приятным мастерством мне никак не удавалось. Страх отнимал голос и заставлял делать ошибки. Осрамился опять! – думал я. И не раз, глядя на лик Христа или какого-нибудь святого, шептал: «Господи, помоги мне когда-нибудь петь в театре!»
Фёдор Шаляпин

Когда он спрашивал отца, можно ли работать на сцене, старший Шаляпин долбил Феде изогнутым пальцем лоб и все внушал: «В дворники надо идти, а не в театр! В двор-ни-ки! И будет у тебя кусок хлеба, скотина!» Иван Яковлевич и трезвым не был скуп на телесные наказания, но сын всё же дерзнул бросить вызов и ему, и сермяжной правде его слов. Товарищи по церковному хору взяли его с собой в оперетку, он впервые пропел вместе с ними несколько тактов на публике. И началось…

Соло не получалось – от застенчивости он врал ноты, проглатывал язык или садился мимо стула. Его приходилось буквально выпихивать на подмостки, а потом ещё сильнее толкать обратно, но всеми правдами и неправдами он снова пробирался за кулисы: поднимал занавес, прибивал гвозди и мотался по всей стране в поисках славы и хлеба.

Случай привел меня в Тифлис – город, оказавшийся для меня чудодейственным. Голодать в Тифлисе особенно неприятно и тяжко, потому что здесь варят и жарят на улицах. Я приходил в отчаяние, исступление, готов был просить милостыню, но не решался и, наконец, решил покончить с собой. Я задумал сделать это так: войду в оружейный магазин и попрошу показать мне револьвер, а когда он будет в руках у меня, застрелюсь… Когда я стоял у двери магазина, меня окликнул знакомый: «Что с тобою?» Я ничего не мог ответить. Я заплакал. Фёдор Шаляпин

Впервые за четыре дня он поел, а вскоре был принят на работу писцом бухгалтерского отделения Закавказской железной дороги, где он будет регулярно выписывать штрафы тормозному кондуктору Пиросмани, торившему путь в такой же нищете. Одному крестьянину волшебный город подарит свои витрины и стены, другому – учителя и заветную роль, о которой он мечтал уже несколько лет.

Оперу юный Шаляпин не любил – ему было досадно, что поют такие хорошие певцы, а оркестр мешает их слушать. Толи дело оперетка, где все было весело, а музыка приятная и понятная! «Первая опера, одержавшая победу над моим вкусом, была «Фауст». Можете себе представить, из-под полу начали вырываться клубы огня. Батюшки, пожар! Подумал я и уже приготовился бежать, как в эту минуту в испугавшем меня клубке отчетливо выросла красная фигура. Обозначился кто-то страшный, похожий на человека, с двумя перьями на шляпе и со страшными бровями, которые концами своими поднимались кверху выше ушей! Я оцепенел, не мог сдвинуться с места, и совершенно был уничтожен тем, что всякий раз, когда этот человек мигал, из глаз его сыпались огненные искры. Господи, Иисусе Христе, – черт! – подумал я и в душе перекрестился. Впоследствии я узнал, что этот потрясающий эффект достигается тем, что на верхние веки наклеивается кусок фольги. Но в то время тайна фольги была мне недоступна, и во мне зародилась особая театральная мистика. Вот этого, думал я с огорчением, мне уже не достигнуть никогда. Надо родиться таким специальным существом. Я уже не вникал в то, хорошая ли это музыка, хороший ли это актёр, и даже сюжет «Фауста» менее меня интересовал, а вот искры в глазах казались мне самым великим, что может быть в искусстве».

Дмитрий Андреевич Усатов был тенором московского Большого театра и в то время с большим успехом, будучи отличным певцом и музыкантом, преподавал в Тифлисе. Он меня выслушал и с порывом настоящего артиста, любящего свое дело, горячо поощрил. Он не только даром стал учить, но ещё и поддерживал меня материально. Усатов приготовил со мной серенаду Мефистофеля. Худой и длинный, я был очень смешон, но пение публике понравилось. Фёдор Шаляпин

Усатов отучил молодого артиста ковырять в зубах за столом и шмыгать носом, а взамен заставил выучить всю оперу «Это ваша кормилица, так и знайте!» И действительно, в 21 год, на Сретенье, а на Сретенье он и родился, Шаляпин получил от покоренного Тифлиса бенефис, золотые часы, серебряный кубок и 300 рублей в награду. А потом отправился покорять Москву.

«Фауст» открывается «Прологом на Небесах», как книга Иова, – спором сатаны с Богом. Но, знакомя нас с доктором, Гёте дает детали из предания о другом святом. Фауст берется перевести Евангелие на немецкий, но переиначивает первую же строфу: «В начале было дело», — пишет книжник, и в этот миг перед ним возникает бес. Симеон переводит Писание на греческий и вместо Девы, Которая должна принять во чреве и родить Сына, ставит «жена», и с тех пор не может увидеть смерти. Наверное, его долгая жизнь была полна тяжких испытаний, оттого старец и говорит: «видели очи мои спасение Твое». Это слова многострадального Иова, встретившего Господа: «Я говорил о том, чего не разумел. Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я раскаиваюсь в прахе и пепле».

Боль помогла и Фёдору Ивановичу. Душа, придавленная успехом, начала просыпаться в революцию, когда полилась невинная кровь друзей, когда новая власть обокрала его, обобрала до нитки, заставила вспомнить голод и холод; и бежать.

Я знаю, что такое слава. Я ее испытал. Какую реальную радость дает слава, кроме материальных благ и иногда приятного удовлетворения житейского тщеславия? Я искренно думал и думаю, что мой талант, так великодушно признанный современниками, я наполовину зарыл в землю; что Бог отпустил мне многое, а сделал я мало. Я хорошо пел, но где м о й т е а т р? Фёдор Шаляпин

«Перебегая в качестве крысы из одного государства в другое, чтобы погрызть зернышко», пишет Шаляпин, я смог через несколько лет поправить свои дела и въехать в хорошую квартиру. Я не настолько религиозный человек, чтобы верить, что за отслуженный молебен Господь Бог укрепит крышу моего дома и пошлет мне в новом жилище благодатную жизнь. Но, во всяком случае, чувствовал потребность отблагодарить привычное нашему сознанию Высшее Существо, которое мы называем Богом, а в сущности, даже не знаем, существует ли оно или нет. Есть какое-то наслаждение в чувстве благодарности».

Таким полубезбожником он отправился на rue Daru «за попом» и попал к «милейшему, как он пишет, образованнейшему и трогательнейшему священнику – отцу Георгию Спасскому». «У самого крыльца его дома ко мне подошли какие-то женщины, оборванные, обтрепанные, с такими же оборванными и растрепанными детьми. Дети эти стояли на кривых ногах и были покрыты коростой. Женщины просили дать им что-нибудь на хлеб. Но вышел такой случай, что у меня не оказалось денег. В эту ночь я чувствовал себя отвратительно».

За завтраком, после молебна Шаляпин рассказал о вчерашних несчастных: «Батюшка! Их, вероятно, много около церкви, и вы их знаете. Позвольте мне предложить вам 5000 франков. Распределите их, по вашему усмотрению».

Москва, некогда сгоревшая от копеечной свечки, снова зажглась и вспыхнула от этого моего, в сущности, копеечного пожертвования. В газетах печатали статьи, о том, что Шаляпин примкнул к контрреволюционерам. А «народные массы» на митингах отлучали меня от родины. ВЦИК обсуждал мое дело. И вскоре было опубликовано официально, что, как белогвардеец, лишаюсь звания первого народного артиста республики. Фёдор Шаляпин

Зато он обрел доброго пастыря, друга и духовника. Хор Афонского давал концерты в пользу бедных прихожан, и отец Георгий пригласил поучаствовать в них Шаляпина. Так и появились их совместные «Вниз по матушке, по Волге» и «Ныне отпущаеши», от которых зал рыдал.

Впервые кто-то стал не пугать его адскими муками и не бабьи басни рассказывать, как мамины кумушки, и не давать, как отец, подзатыльники за вопросы, а серьезно и глубоко на них отвечать. И произошла, наконец, долгожданная встреча, без которой Симеоном к публике выйти никак нельзя.

Последний концерт «Плейеле» имел оглушительный успех. «Шаляпин, — писали «Последние новости», — представляется нам живым воплощением Родины и кроме чисто художественного наслаждения, всегда дает щемящее и в то же время радостное чувство мгновенного возврата к России!» Французы ни слова не поняли, но были воодушевлены. «C`est genial!» — скандировал зал, и Фёдор Иванович много бисировал. Газеты сообщали о скорых гастролях в Скандинавии, о турне по Соединенным Штатам, но врачи потребовали, чтобы он все контракты расторг – у Шаляпина обнаружили лейкемию. «В последний раз, — пишет Бунин, — я видел его месяца за полтора до его кончины. Болен он был уже тяжело, но сил, жизненного и актерского блеска было в нем еще много. Он сидел в кресле в углу столовой, возле горевшей под желтым абажуром лампы, в широком черном шелковом халате, в красных туфлях, с высоко поднятым надо лбом коком, огромный и великолепный, как стареющий лев. Такого породистого величия я в нем прежде никогда не видал».

Фёдора Ивановича отпевали в соборе Александра Невского, на rue Daru, 18 апреля 1938 года. Два хора – Русской оперы и Николая Афонского – сопровождали всю службу и потом ещё долго исполняли духовные произведения, которые транслировало радио, чтобы вся Франция знала: Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром…

Метки:

Оставьте комментарий!