Брак и церковь
Ноябрь 18th 2016 -
В браке супруги смотрят друг на друга sub specie aeternitatis и потому идеализируют или обожают друг друга. Идея обожания во взаимных отношениях полов вовсе не есть порождение средневековья, как это иногда представляют. Ее мы находим уже у древнейших христианских писателей. «Не всегда ли тебя как богиню почитал», — говорит Ерма Роде в своем «Пастыре», который в древности читался в церквах, как св. Писание[70].
Это взаимное обожание есть не что иное, как созерцание друг в друге богоподобных совершенств. Жена создана, по апостолу, для того, чтобы быть «славой мужа» (1 Кор. 11, 7)[71], чтобы быть живым отображением богоподобия мужа, как бы живым зеркалом мужа, ибо, как замечает Платон, "друг в любящем, как в зеркале, видит самого себя[72]". «Жених и невеста... при одном взгляде прилепляются друг к другу», — говорит Златоуст[73]. «Увлекаемые плотскою любовию в зрении любимого находят пищу для своей приверженности», — говорит блаженный Феодорит[74].
И не духовные лишь, но и физические совершенства, физическая красота являются предметами этого созерцания. Вопреки довольно распространенному мнению, отношение христианства к физической красоте само по себе, безусловно, положительно. Источник красоты оно видит в самом Боге. "Красота на земле, — пишет Афинагор, — возникает не сама собою, а посылается рукою и мыслию Божией[75]", а Ерма, св. Климент Римский и Тертуллиан дают метафизическое обоснование для признания высокого достоинства человеческой красоты, уча, что муж и жена созданы по образу Христа и Церкви.
«Святая святых» Библии — Песнь песней — есть восторженный гимн женской красоте. Если аскетические творения указывают на великую опасность для человека, от нее возникающую, то это столь же мало может говорить против положительной оценки красоты самой по себе, как опасность солнечного света для больных глаз. Но у человека духовно здорового отношение к женской красоте не должно быть отношением стоической атараксии, безразличия, а должно быть отношением высшей отзывчивости. «Некто, воззрев на красоту, — читаем мы в „Лествице“ св. Иоанна Лествичника[76], — весьма прославил за нее Творца и от одного взгляда погрузился в любовь Божию и источники слез».
Мы уже видели, что в браке стороны соединяются в теснейшем вышеличном единстве. Поэтому-то духовные и физические совершенства другого ощущаются в браке не как чтото чужое, внешнее, постороннее нам, а как чтото близкое нам, чтото такое, участником чего являемся и мы сами через это вышеличное единение. «Ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе», — учит апостол Павел (1 Кор. 11, 11).
И это именно сознание принадлежности нам совершенства, созерцаемого нами в другом, вызывает чувство достигнутой полноты бытия, чувство радости и блаженства. Таким именно чувством и были продиктованы уже первые сообщенные нам Библией слова человека — это первое объяснение в любви, первая поэзия во всемирной истории: «Вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей. Она называется жена, так как взята от мужа» (Быт. 2, 23). И "эти слова Адама, — пишет св. Астерий Амисийский, — были общим признанием, высказанным от лица всех мужчин всем женщинам, всему женскому роду. Его слова обязывают всех прочих. Ибо то, что в начале произошло в этих первозданных, перешло в природу потомков[77]".
По библейскому воззрению, разделяемому в основе всем человечеством, брак — это остаток рая на земле, это тот оазис, который не был уничтожен великими мировыми катастрофами, не был осквернен ни грехом первых людей, не был затоплен волнами всемирного потопа, как свидетельствуют канонические и богослужебные книги православной церкви[78].
Поэтому-то всегда брак, как в Ветхом, так и в Новом Завете, является синонимом радости. «Возрадуемся и возвеселимся, ибо наступил брак Агнца... Блаженны званные на брачную вечерю Агнца» (Апок. 19, 9; Мф. 25, 1–13). Наоборот, как показатель величайшей скорби является пророчество: «и голоса жениха и невесты не будет уже слышно в тебе» (Апок. 18, 23). И к такому сознанию библейские предписания приспособлялись даже в опасное время войны. «Если кто взял жену недавно, — читаем во Второзаконии, — то пусть не идет на войну, и ничего не должно возлагать на него. Пусть он остается свободен в доме своем в продолжение одного года и увеселяет жену свою» (24, 5).
Св. Амвросий Медиоланский подчеркивает, что только жена была создана в раю, тогда как сам Адам создан вне рая, в Эдеме[79]. Бл. Августин так описывает внутреннюю жизнь первых людей: "Существовала любовь безмятежная к Богу и любовь взаимная супругов, живших в верном и искреннем сообществе, а вследствие этой любви великая радость, так как предмет любви не переставал быть предметом наслаждения[80]".
"Сколько бы ни были нам полезны бессловесные, — пишет Златоуст, — но помощь, оказываемая женою, гораздо превосходнее... Жена — целое, совершенное и полное существо может и беседовать, и, в силу единства природы, доставлять великое утешение. Ведь для его (мужа) утешения и создано это существо[81]". Даже ригорист Тертуллиан не находит слов для описания счастья брака[82].
Если мы от древнехристианской обратимся к более новой литературе народов с давней и глубокою христианской культурой, то увидим, что и здесь брачная любовь переживается как высокое и религиозное нравственное чувство. "Брак есть то истинное небесное, духовное и божественное состояние... Супружеская любовь есть великая литургия (ein grosses hohes Gottesdienst)[83], — пишет Лютер.
Великий христианский писатель Англии, с ее высоким семейным укладом, Диккенс както невольно прерывает свое повествование восторженным гимном брачной жизни: "Очаг, который она (жена) освятила своим присутствием, который без нее был лишь простой грудой кирпичей и ржавого железа, а с нею стал алтарем твоего дома, алтарем, где, забывая будничные заботы, откинув себялюбие и все мелкие страсти, ты ежечасно приносил чистую жертву уравновешенной ясной души, безграничной веры и переполненного любовью сердца, так что дым твоего бедного очага возносился к небу благоуханнее всех драгоценных фимиамов, что несутся пред алтарями самых пышных храмов на земле[84]".
Мы уже видели, что благодати Божией брак не был лишен ни в иудействе, ни в язычестве. И здесь часто брачная любовь достигает религиозной высоты. Недаром молитвы христианского венчания вспоминают лишь примеры ветхозаветной брачной жизни. Уже давно историки еврейской литературы и богословы спорят о значении книги Песнь песней. Для одних это просто любовная поэма, для других это «святая святых Библии» и таинственное изображение Церкви Христовой. И те и другие правы, ибо в силу выясненного метафизического сходства семьи и церкви на высотах идеальной любви границы между браком и церковью снимаются, и непорочная, чистая невеста Соломона Суламита является образом невесты Христовой.
До каких религиозных высот доходила любовь в мире языческом, показывает хотя бы «Алкеста» Еврипида, этот гимн в честь чистой, абсолютной не разрушаемой даже смертью моногамии[85], заканчивающейся пророчеством об Искупителе в образе выводящего из ада Алкесту Геркулеса.
Итак, чувство радости и блаженства, чувство достигнутой полноты бытия свойственно вообще всякому идеальному браку. Но если так, то и психологически единение супругов в любви есть последняя цель, которая исключает вопрос о какихлибо дальнейших целях, раз эта любовь дает чувство полноты бытия, достижения цели всех стремлений. Поэтому-то идеальная любовь непременно сопровождается сознанием ненужности какихлибо перемен, сознанием своей вечности. Любовь ощущается всегда как вечная, хотя бы жизненный опыт говорил другое. «О, я хотел бы вечно жить», — говорит сам Дон Жуан[86], охваченный любовью к донне Анне.
Лермонтов отказывается от любви, если «вечно любить невозможно».
И это чувство мы находим как в иудействе, так и в язычестве. «Крепка как смерть любовь», — читаем мы в ветхозаветном гимне любви (Песнь Песней. 6, 8). «Любовь никогда не перестает, хотя самое знание упразднится», — вторит Ветхому Завету гимн любви новозаветный (1 Кор. 13, 8).
"Брачная любовь есть сильнейшая, тип любви, — говорит Златоуст. — Сильны и другие влечения, но это влечение имеет такую силу, которая никогда не ослабевает. И в будущем веке верные супруги безбоязненно встретятся и будут пребывать вечно со Христом и друг с другом в великой радости[87]".
«Perenne animus, non corpus coniugium facit» — брак вечно творит дух, а не тело, от лица языческого мира возвещает Публий Сир.
Итак, психология говорит нам то же, что и метафизика.
[70] Видение I, гл. I, 7; изд. Гебгардт. с. 129.
[71] «Брак учрежден в раю, чтобы муж имел славу в жене» (пишет бл. Августин).
[72] Федр, 255. ср.: Притч. 27, 19: «как в воде лице к лицу, так сердце человека к человеку».
[73] Беседа на 1 Кор. 7, 39–40; Мд. 51, 230; ср.: на 1 Сол. «имеющий друга имеет другого себя» (Мд. 62, 406).
[74] О божественной и святой любви // Творения. ч. V. Сергиев Посад, 1906. с. 311.
[75] Legatioprochristianis
[76] Мд. 88, 893. Под этим «некто» разумеется св. Нонна, епископ Едессы, а красота, которая так его тронула, была красота блудницы Пелагии, причисленной потом к лику святых (457). См. житие ее: Мд. 116, 907 и Н. Usener Legenden d. heiligen Pelagia. Bonn, 1879.
[77] Слово на Мф. 19, 3. Мд. 40, 228.
[78] См., например: Кормчая, гл. 49, 11, л. 123; Требник, Чин благословения супруг, чад не имущих.
[79] Deparad. 4, 25.
[80] О граде Божием. 14, 10, Ml. 41.
[81] Беседа на Быт. 15, 1. Мд. 53, 121; 15, 3; Мд. 53, 123.
[82] Aduxor. 2, 9; Ml. 1, 1302.
[83] Werke. 21, 72.
[84] Сверчок на печи. Берлин, 1921. с. 81–85.
[85] См., например, действие I, явл. 4, «Адамет». «Смерть твоя (Алкесты) не погасит брачного факела нашей любви. Ты будешь мне женой и по смерти, так как в эту светлую землю, где ты найдешь покой, следует моя любовь и счастье. После твоей смерти другая не будет в моих объятиях».
[86] А.Толстой.
[87] Беседа 20 на Ефес. 5, 22–24; Мд. 62, 135, 138, 146.
Публикация Михаила Смолина
Pages: 1 2
